15.02.2017
После почти месячного перерыва в Московском окружном военном суде возобновились слушания по делу об убийстве Бориса Немцова.
Регулярно посещая этот суд, я пишу о нем очень редко. Потому что не знаю, что писать. С одной стороны, это важный процесс по громкому политическому убийству. Очень интересное дело, полное сложных криминальных коллизий и деталей. Оно целиком строится на огромном количестве технических деталей — биллинге телефонных звонков, видеозаписях камер наблюдения. То есть на вполне, казалось бы, объективных вещах, в которых интересно покопаться, понять логику следствия, убедиться в причастности обвиняемых. С другой стороны, слушания все больше превращаются в балаган. Обвинение само дискредитирует свои доказательства, защита не может этим воспользоваться.
Я уже писал, как была исключена из дела по совершенно непонятным причинам, без всякой экспертизы и просмотра, видеозапись содержащая, вполне возможно, алиби главного обвиняемого Заура Дадаева.
До этого выступали защитники «второстепенных» обвиняемых — Тамерлана Эскерханова и Хамзата Бахаева. Выглядело это так: адвокаты пытались представить доказательства непричастности подзащитных к преступной группе. После каждого оглашенного ими документа на сцену выплывала прокурор Мария Семененко и со всей страстью и артистизмом пыталась опровергнуть доводы адвокатов. Присяжные с серьезным видом внимали всему, но на лицах их не читалось понимание происходящего. Наконец, они потребовали от прокуроров еще раз уточнить, в чем же конкретно обвиняется каждый из пяти фигурантов. Потому что Бахаев, к примеру, по фабуле обвинения «перемещался на своем автомобиле и перевозил других членов преступной группы, помогал им скрыться», но не было приведено ни единого факта — кого, когда и куда он возил и кому помогал. В ответ Семененко заново зачитала все то же обвинительное заключение. В итоге этих баталий наши знания об этих фигурантах не обогатились ни на йоту.
И вот вчера свои доводы начал излагать Марк Каверзин, адвокат Дадаева, предполагаемого убийцы. До появления в зале присяжных суд обсуждает, что им можно показать, а что нет. Сперва бились за карту центра Москвы, которую Каверзин принес, чтобы нагляднее показать присяжным (многие из них не москвичи) место действия. Прокуроры знали об этом и не хотели этого. Почему — непонятно. Они зачитали письмо компании-изготовителя («Атлас-прим») о том, что те являются эксклюзивным автором и никто другой изготовлять их карты не может. А поскольку Каверзин купил карту в торговой компании «Арт-Прайм», то она недействительная. Обалдевший Каверзин спросил: «Значит я не имею права покупать книги в книжном магазине?». Судья подумал и отвел карту, но по другой причине: она составлена в 2007 году и не является актуальной для событий 2015 года. Видимо, улицы вокруг Кремля за это время изменили свое расположение и названия. Я помню схватки в Болотном деле, когда судья Никишина никак не хотела позволить защите продемонстрировать карту Болотной. Но там целью было все запутать, чтобы скрыть откровенную фальсификацию обвинений. А здесь что?
Потом случилась небольшая сенсация. Каверзин зачитал присяжным данные транспортной системы «Поток» о передвижениях автомобиля «ZAZ Sence», на котором ездили и скрылись убийцы. Данные эти лежат в деле. Следствие утверждает, что, забрав стрелявшего на мосту, убийцы затем в ночь с 27 на 28 февраля бросили машину в Трубниковском переулке. Там она простояла до 1 марта, когда ее обнаружили следователи. Тогда же ее разобрали — сняли руль, педали, вырезали куски обшивки — чтобы отправить все это на экспертизы. А система «Поток» сообщает, что брошенный ZAZ продолжал ездить по Москве. На следующий день после убийства (28 февраля) в час дня «брошенная» машина замечена на Боровском шоссе. Но и после разборки следователями, она продолжает «светиться» на улицах: 5 марта — на Ореховом бульваре, 6 марта — на проспекте Андропова, 13 марта — на Волгоградке.
Еще более «сенсационно» возразила прокурор Семененко. После того как судья удалил из зала присяжных она зачитала ответ из ФСБ на свой запрос. Он очень лаконичен: «По полученным сведениям, автомобиль «ЗАЗ Сенс» перемещался по таким-то числам (перечисленные точные данные «Потока») с помощью эвакуатора для проведения следственных действий».
Куда перемещался? Для каких действий? На каком эвакуаторе? Почему «Поток» фиксировал номера перевозимой машины, а не эвакуатора? При чем тут ФСБ? А, главное, зачем прокурорам эта филькина грамота? Неужели нельзя было получить информацию у ведших дело следователей из СКР?
Ответ ФСБ на запрос прокуроров. Фото со страницы ФБ Розы Магомедовой
Адвокаты тут же намекнули, что ФСБ, по их сведениям, использует «конспиративные номера», которые вешаются на самые разные машины во время спецопераций. Если машину действительно следователи возили за какой-то нуждой, то этот «аргумент» прокуроров только породил подозрения во лжи. А если не возили, то шатается вся конструкция следствия.
На фоне этого бреда как-то совсем не прозвучал еще один довод Каверзина. По данным одорологической экспертизы, на извлеченных из машины фрагментах (включая руль) запахов человека не обнаружено. Причиной, по словам эксперта, может быть либо очень кратковременный контакт людей с автомобилем (при том что преступники должны были пользоваться им долгое время для слежки за Немцовым), либо «следы были уничтожены». Напомню, что другая экспертиза нашла в машине биологические следы нескольких обвиняемых.
Сказать по правде, я потерял к этому делу интерес. Оно, как и настаивают адвокаты семьи Немцова, оказалось полностью политическим. Только в отечественном понимании этого слова это означает, что никакие доводы логики, никакая криминалистика здесь не играют ни малейшей роли. Главное — на чьей ты стороне. «Если разваливать обвинение и отпустить этих ребят, то потом вообще следов не найдешь», — говорит адвокат Вадим Прохоров. Наверное, он прав. Тем более что сам я почти уверен: минимум трое из пяти обвиняемых как-то причастны к этому делу. Вопрос — как? Но если дело и дальше пойдет таким образом, достоверно мы этого не узнаем. Почему не стоит вопрос возврата дела в СК, я не понимаю.
«Герой интернета» Игорь Мурзин, публикующий в сети свое расследование, считает Прохорова «играющим за Кремль». Большинство посторонних, интересовавшихся у меня, «как там идет суд», заранее имеют свое мнение и ответы на все вопросы. Меня в этом деле больше всего впечатляет ужасающий уровень следствия и обвинения, которые, кажется, окончательно разучились работать профессионально. Но им теперь это и не нужно. Я не понимаю, с кем и каким образом отстаивать интересы правосудия в этой ситуации. И нужно ли это вообще кому-то в нашей стране.